И было несколько снимков, где объект был сфотографирован в военной форме — в полевом камуфляже с автоматом наперевес и парадном мундире с полковничьими погонами и орденскими планками на груди.
В этом-то и было все дело. В погонах… Потому что объект был полковником ГРУ со всеми возможными выслугами и секретными допусками. И почти было стал уже генералом, да вдруг сбежал за границу, попросив там политического убежища и рассказав о всех известных ему секретах, чем нанес престижу и обороноспособности Родины серьезный урон.
За что его следовало примерно наказать. Но сделать это на законных основаниях было невозможно, так как ныне предатель находился вне досягаемости российского правосудия, под защитой чужих законов.
А наказать ох как хотелось! Да и следовало, чтоб другим неповадно было Родину за фунты и доллары продавать.
Это ведь лишь кажется, что переметнувшиеся на сторону врага предатели в чужих краях процветают, тратя свои тридцать сребреников на машины, рестораны, дам и виллы. На самом деле, коли дать себе труд просмотреть списки беглецов, то скоро выяснится, что долгожителей среди них нет, — все они кто в дорожно-транспортное происшествие попал, кто случайно из окна выпал, кто несвежим сэндвичем до смерти поперхнулся. И хоть о тех происшествиях в прессе не пишут, все, кому следует, о них узнают, к себе судьбу предателей примеривая.
Всегда так было.
И, наверное, должно быть.
И никакие идеологии здесь ни при чем. Понятия о чести и долге — при чем. Негоже своих чужим сдавать, пусть даже из самых благородных побуждений. Даже в детской компании, коли своих «заложишь», и то непременно по сопатке схлопочешь.
Вот и теперь надобно бы «по сопатке»!
Только как до нее добраться?
Иностранной резидентуры у Конторы нет, так как она создана исключительно под решение российских задач, являясь, по сути, своей, внутренней, разведкой. А теперь придется действовать не тут, а там — в незнакомой, насквозь враждебной обстановке без какого-либо прикрытия.
Кого на такое дело послать?
Из действующих резидентов?..
Из выведенных в резерв?..
Из их кураторов?..
Кого же?..
Пожалуй, кого-нибудь из резервистов…
— И последнее, — задрал палец вверх Первый. — За обеспечение операции будет отвечать Федеральная служба безопасности…
А вот это уже удар под дых. Значит, их человек будет свою головушку в петлю совать, а за ним из ближайших кустов приглядывать бравые ребятки в одинакового покроя пиджаках? Чтобы он в последнее мгновенье не сдрейфил и не сбег?..
Выходит, не верит им Первый, коли вешает на хвост своих людей из безопасности! И коли выгорит дело, те ребятки просверлят на погонах новые дырки, поделив с ними успех, а сорвется — за все ответит исполнитель! Сполна!..
Вот, значит, какой получается расклад?..
На улице было довольно противно. Шел дождь, и было довольно прохладно.
Николай Петрович поглубже втянул голову в воротник и посеменил к ближайшему киоску, где намеревался купить столь любимые им газеты.
Ах да, еще спички и соль! Надо будет зайти в соседний продмаг…
Дорогу озабоченному покупками Николаю Петровичу преградили три неясные тени. Они встали поперек тротуара, весело переговариваясь и поглядывая на одинокого прохожего.
— Эй, дядя, у тебя закурить есть?
— А не рано? — также весело ответил Николай Петрович.
Курильщикам было от силы лет по четырнадцать, хоть были они каждый под два метра ростом.
— Чего? — не поняли подростки. — Чего ты сказал?
Кажется, подростки были настроены агрессивно.
— Я сказал, что не курю, — примирительно ответил Николай Петрович. — Всей бы душой, но увы.
И попытался пройти дальше.
Но у него ничего не вышло.
— А коли нет сигарет — купи! — посоветовали малолетние хулиганы. — Деньги-то у тебя есть?
Деньги — были.
Николай Петрович с надеждой оглянулся по сторонам. Но поблизости никого не было — всех разогнал разошедшийся дождь. Хоть бы милиционер какой завалящий появился…
Но блюстители тоже отсутствовали.
— Ну так че? — нетерпеливо спросили подростки.
Делать было нечего, и Николай Петрович, вздохнув, полез за кошельком. Расстегнул его и, покопавшись, вытащил оттуда мятую купюру.
— Столько хватит? — протянул он пятьдесят рублей подросткам.
Те презрительно взглянули на деньги и на него.
— Ты чего, дядя, с Луны упал? Мы ту дрянь, что в ваших магазинах продают, не курим. Нам больше надо.
Нам все надо.
Давай!
И потянулись к кошельку.
«Дать бы им сейчас как следует, да руки-ноги переломать, чтоб впредь неповадно было»… — подумал Николай Петрович.
Но не дал. Не успел.
Потому что ближайший подросток пнул его носком ботинка в колено — да больно так, отчего Николай Петрович, вскрикнув, согнулся, подавшись корпусом вперед. Второй удар, на этот раз кулаком, пришелся ему в лицо.
Николай Петрович охнул и, раскинув руки в стороны, шлепнулся на асфальт, ударившись о него затылком. Кошелек, вывалившись из его руки, отлетел куда-то в сторону. Но кошелек уже мало интересовал подростков, которые, почуяв свою силу и безнаказанность, все более входили в раж, куражась и избивая беззащитного прохожего. Они поднимали его за грудки, вздымая на ноги, и с силой били в лицо. А после, когда он падал, пинали куда ни попадя, словно вымещая на нем какие-то свои на этот мир обиды. Николай Петрович пытался уходить из-под ударов и прикрываться руками, но это у него получалось плохо.