Мы из Конторы - Страница 22

Так что надобно теперь по-быстрому, но не спеша встать да бочком-бочком в соседний вагон. Туда, где битком, где придется втискиваться на боковые сиденья или даже стоять. Но среди своих, среди «второклассников»…

Встал.

Огляделся по сторонам, пытаясь выделить в толпе пассажиров-земляков. Вернее, бывших земляков.

Кажется, этот.

И этот тоже.

И те два…

Как говорится — зуб даю!

Чем они отличаются от других пассажиров?.. Трудно сказать… Наверное, взглядами. Какие-то они виноватые. И еще осанкой — наши отчего-то почти всегда сутулятся, будто жизнь их пополам согнула. И еще, пардон, фигурами, что утяжелены книзу. Мешковатостью одежды… А коли улыбнутся или заговорят — зубами, которые вкривь-вкось, желтые и больше половины нет. У немцев, утех все зубки на месте, все белые и ровные, будто фарфоровые. И так и есть — не свои, вставные…

Но главное даже не это, главное — общее впечатление. Которое позволяет отличить наших от не наших почти в любой стране мира, мгновенно выделив их из толпы аборигенов. Кроме разве молодежи, что адаптируется быстрее, принимая чужую веру и окраску.

Вот и эти, хоть одеты как все, а выглядели иначе!

Но нет среди них ничего подходящего — все слишком высокие, или слишком низкие, или чересчур толстые…

Можно идти в другой вагон.

Нет, и здесь не то… Типичное не то…

Дальше идти было некуда, дальше была кабина машинистов.

Третий день он не вылезал из поездов, переезжая из города в город и встречая прилетающие из России самолеты. Вставал где-нибудь сбоку, глазея на толпу пассажиров.

Нет.

И этот тоже — нет…

Ничего подходящего.

Пассажиры истощались, и он ехал из аэропорта в русский ресторан, где заказывал чашечку кофе и усаживался где-нибудь в темном уголке наблюдать за посетителями. Которые, перебрав баварского пива, скоро начинали орать русские народные песни, танцевать вприсядку и жаловаться на свою здешнюю жизнь. Или, наоборот, хвастаться друг перед другом своими успехами. У них все было или хуже или лучше всех — без середины.

Ничего интересного…

Он выпивал свою чашку и уходил.

И шел в другой ресторан — тоже русский.

Или на службу в местный православный храм, где, взяв свечку, косил глазами по сторонам.

Или отправлялся в русский магазин, где торговали гречкой, сгущенным молоком и привезенными из Москвы книгами и видеокассетами с советскими фильмами. Но там его тоже интересовали не товары, а покупатели.

Нет.

Нет…

Он платил за пару книг или кило гречки, выбрасывал их в ближайшую урну и вновь ехал в аэропорт, поспевая к рейсу из Петербурга.

Этот?

Нет.

И тот тоже нет.

Может, этот?.. Вряд ли.

Нет.

Нет…

В запасе у него оставалось еще два десятка прибывающих из России авиарейсов и нескольких прямых поездов. И еще адреса трех дюжин кафешек, где гуляли русаки, и православных церквей…

А где ему еще искать русских немцев, как не там?..

Теперь он подъезжал к Франкфурту, где должны были сесть подряд три самолета из России. Может, с ними ему повезет…

От нечего делать он уставился в окно. Но там вместо пейзажей проносились стены звукоотражающих заборов, дырявыми колоннами светились далекие небоскребы.

Отчего-то вдруг стало грустно. Даже тоскливо.

Это что — ностальгия, что ли? Господи, ему-то о чем тосковать?

О Родине, о России?.. Так он и там — будто иностранец. Чужак. Без кола без двора и собаки в будке… Один — среди реальных и воображаемых врагов. И здесь тоже — один. И некуда ему приткнуться ни тут, ни там, ни где-либо еще…

Нет у него малой родины, есть только большая…

Отчего любому рано или поздно на душе муторно станет.

Или это так сказывается его полугодовой в резерве отдых? Засосавшая его тихая жизнь рядового обывателя?..

Поезд стал сбавлять ход.

Народ потянулся к дверям. Культурно, не толкаясь.

Но вдруг кто-то, работая локтями, протиснулся мимо…

Вряд ли немец. Немцы так себя не ведут.

Он оглянулся.

И замер…

Мужчина среднего роста, худощавый, лоб высокий, глазницы глубокие, чуть расставленные, нос прямой, рот… Уши… Глаза…

Хм…

Мужчина среднего роста с покатым лбом и прямым носом протискивался мимо, оттирая в сторону тормозного пассажира.

Который возмутился:

— Чего прешь — смотреть надо!

Возмутился по-русски. Специально.

— А че ты встал-то! — так же по-русски ответил наглец.

Значит, верно — русак!

Осталось лишь узнать, эмигрант он или прибывший сегодня утром турист? Что нетрудно…

На вокзале мужчина из поезда уверенно пошел к автобусной остановке.

И тот пассажир, которого он толкнул, — тоже.

Приехали. Сошли.

«Немец» заскочил в супермаркет, где прикупил еды и зашел в подъезд пятиэтажного дома — типичной немецкой «хрущобы».

Отследить его квартиру труда не составило, нужно было лишь посмотреть, на каком этаже загорится свет, д после взглянуть на кнопку соответствующей квартиры, подле которой была укреплена прямоугольная табличка.

«Kuznezov».

Ага — Кузнецов. Верно, откуда-нибудь из Семипалатинска…

Ну и повезло же тебе, Кузнецов, хоть ты об этом еще не догадываешься.

Крупно повезло… С чем тебя и можно поздравить. Но не теперь. Завтра…

Все — завтра!..

Глава 16

Herr Kuznezov был не из Семипалатинска, но точно — из Казахстана. Там он имел небольшой магазинчики автосервис, которые приносили ему неплохой доход. Но черт дернул его уехать в Германию. По еврейской эмиграции.